О среднесрочных прогнозах.

ноябрь 2003 г

Снижение темпов экономического роста в 2002 г. не было неожиданным. Его предсказывали аналитики в период высоких темпов экспортного роста, закладывали в проект бюджета на текущий год правительственные экономисты. Более того, темпы роста в диапазоне 4—5% в год становятся пределом возможного в многочисленных вариантах среднесрочных прогнозов в рамках оптимистических сценариев. По последнему из них за четыре года (2006 г. по отношению к отчету за 2002 г.) рост ВВП должен составить 18%. Можно возразить, что и 4%-ные темпы достаточно высоки, особенно по сравнению с темпами роста мировой экономики в последние годы. Не будем спорить о соринках в чужих глазах и разберемся с бревнами в своих.

Правительственные экономисты так часто говорили о стабилизации экономики, что сами утвердились в этом заблуждении. Еще пару лет назад всерьез рассуждали о проблемах 2003 г. Сегодня правительство заявляет об их полном решении. Однако речь может идти только об одном случае — выплате внешнего долга в текущем году. Причем это произошло в результате благоприятной конъюнктуры на мировых рынках сырья. Что касается другой составляющей «проблемы 2003» — начала массового выбытия изношенных основных фондов, о ней предпочитают не вспоминать.

Для оценки достигнутой стабильности воспользуемся аналогией со строительством дороги через болотистую низину, где образовались провалы из-за того, что отсюда брали грунт для подсыпки на заболоченные участки. С такими провалами можно сравнить накопленные внешние долги государства и корпораций, а также воспроизводственные долги (стоимость «проеденного» капитала).

Для оценки темпов роста стоит ввести понятие располагаемого дохода национальной экономики по аналогии с располагаемыми доходами населения: из полученных доходов вычитаются налоги и обязательные платежи. Возможность такого подхода практически не требует доказательств, когда речь ведется об обслуживании внешнего долга. В те годы, когда брались кредиты на покрытие бюджетного дефицита, строительство дорог или закрытие шахт, происходило заимствование средств из ВВП будущих периодов. В текущем году по этим долгам надо платить 17,5 млрд долл. Следовательно, Минфин вынужден уменьшить объем ВВП, используемого внутри страны на потребление и накопление.

«Кредитный долг» на ближайшую перспективу можно оценить в 6-7% ВВП в год. Сюда входят предстоящие выплаты по внешнему долгу государства (примерно по 15 млрд долл.) и погашение кредитов, в основном кратковременных, корпорациями (по 7—10 млрд долл.).

С оценкой «воспроизводственной ямы» сложнее. Хорошо известно, что даже благополучные в экономическом отношении нефтяные и газовые компании не занимаются геологоразведкой и освоением новых месторождений, экономят на обновлении трубопроводного транспорта. Увеличивающийся износ фондов служит основным аргументом периодического повышения цен в естественных монополиях. Только что законченная инвентаризация состояния систем жизнеобеспечения показала, что для замены аварийного оборудования в ЖКХ необходимо 5 трлн руб.

Рано или поздно воспроизводственные долги придется возвращать (в этом отношении они мало отличаются от денежных заимствований). В официальном докладе России на прошлогоднем Йоханнесбургом саммите потребность в средствах для восстановления и модернизации производственного потенциала была оценена в 20 трлн долл. на период в 20 лет, т.е. по 100 млрд долл. в год. Заявка, надо отметить, более чем скромная. Ежегодные инвестиции в экономику США составляют 2 000, Японии - 1 000 млрд долл. Однако и заявленная потребность, не учитывающая масштабы производственного потенциала, покрывается за счет амортизационных отчислений, прибыли и кредитов примерно на 70%. Воспроизводственный долг продолжает увеличиваться.

С учетом этих обстоятельств очевидно, что 4%-ный рост не обеспечивает положительную динамику располагаемого дохода национальной экономики. Этим выводом можно ограничиться, так как задача этой статьи в постановке проблемы, а не в оценке ее масштабов.
Следует также отметить, что по имеющимся прогнозам страна выйдет на дореформенный объем ВВП (в традиционной интерпретации) в период между 2008 и 2010 гг. К дореформенному уровню правительственные стратеги намерены шагать еще пять лет по изношенным и разрушающимся ступеням производственного потенциала.

Воспроизводственный кризис не проявляется сразу и везде. Последствия износа кроются в постепенном расширении географии замерзающих городов и поселков, в учащающихся пожарах в школах, в нарастающей тяжести последствий весенних разливов рек. Идет количественное накопление мини-кризисов, которое рано или поздно перейдет в новое качество. Пока же можно изображать движение вверх по лестнице, ведущей вниз, что правительство и делает в меру своих сил.

Без руля и ветрил.

Изложенные соображения еще больше обостряют вопрос о достоверности правительственного прогноза, предполагающего рост ВВП с некоторым нарастанием темпа от года к году. Имеет ли он под собой реальное ресурсное обеспечение, и может ли быть достигнут рост в рамках проводимой экономической политики?

Правительственные стратегии и среднесрочные программы насыщены общими рассуждениями о реформах в тех или иных сферах, которые должны чему-то способствовать. На смену структурным реформам на первый план выдвинута задача диверсификации экономики, решение которой зависит от «создания экономических стимулов для добровольного перетока финансовых ресурсов из сырьевых экспортных отраслей в обрабатывающие сектора». Это далеко не единственный пример откровенной маниловщины.
Разговор о перспективах развития российской экономики хочется начать с иракской войны. Общеизвестно, что она пахнет нефтью. Однако у нее есть и другая не менее важная причина. Афганская кампания год назад вызвала рост американской экономики. ВВП США в 2002 г. вырос на 2,4% после 0,3% в 2001 г. В немалой степени это было обусловлено ростом государственного потребления на 4,2%. Громадные бюджетные расходы на войну в Ираке и контракты на послевоенное восстановление разрушенного явятся новой порцией допинга для накачки платежеспособного спроса и оживления промышленного производства. Удастся ли американцам превратить этот импульс в тенденцию по преодолению кризиса, не столь важно. Важно, что для США бюджетный дефицит и крупномасштабные вливания «дешевых» денег являются вполне приемлемыми инструментами экономической политики. Более того, кейнсианские методы преодоления кризисных явлений становятся «модными» не только в США. Дело, конечно, не в моде, а в прагматизме экономической политики развитых стран.

Запас прочности кризисной американской экономики не идет ни в какое сравнение с мнимой стабильностью нашей. В этих условиях быть привередливым в выборе методов выхода из кризиса не лучший вариант поведения. Однако от одного упоминания о накачке экономики деньгами отечественные либералы падают в обморок.

За декорациями реформаторской риторики прогнозов лежит расчет на внешний спрос и на авось. Внешний спрос может не оправдать надежд. Последствия войны в Ираке для отечественной нефтяной промышленности — от тяжелых до очень плохих. Граница эффективности экспорта нефти при курсе 31— 32 руб. за доллар - ее цена в диапазоне 15-17 долл. за баррель. Падение мировой цены ниже этого уровня вызовет снижение добычи и приведет к девальвации рубля. Для остальных экспортных отраслей предстоит длительное ожидание спроса вслед за подъемом мировой экономики.

Снижение валютной выручки от экспорта при сохранении высокой потребности в валюте для выплат по внешним займам и потребительского импорта создадут ситуацию, аналогичную той, которая была в начале 1998 г.

Признавая высокую зависимость российской экономики от внешних факторов, нельзя ограничиваться разговорами о переориентации на обрабатывающие отрасли промышленности. Необходимы конкретные, хорошо продуманные и системные действия по восстановлению емкости внутреннего рынка. Однако намерения правительства говорят об обратном. Забыты прошлогодние разговоры о без-профицитном бюджете. Бессмысленное накопление огромных по российским масштабам финансовых ресурсов в стабилизационном фонде продолжается.

На возможности увеличения конечного спроса со стороны государства можно поставить жирный крест. Причина этого не только в маниакальной приверженности Минфина к копилке, но и в намечаемом снижении налоговых поступлений в казну. Воспользуемся показателями прогноза о темпах роста ВВП и о расходах федерального и консолидированного бюджетов в процентах от ВВП, дающими возможность рассчитать расходы бюджета в сопоставимых ценах.

Расходы консолидированного бюджета в прогнозе снижаются с 25,4% в 2002 г. до 21,7% в 2005 г. Так как рост ВВП за эти три года составляет лишь 12,7%, консолидированный бюджет «усыхает» на 100 млрд руб., причем исключительно за счет региональной составляющей. Хорошего в этом мало. Армия не получит нового вооружения, зарплата бюджетников будет заморожена, а ЖКХ окончательно развалится.

Поиски новых стимулов роста в налоговой сфере носят скорее ритуальный характер. Либералы в правительстве и вне его убеждают, что налоги очень большое зло, а государство заведомо бездарный распорядитель финансовыми ресурсами. По их мнению, отечественный бизнес задавлен налогами и только налоговое бремя препятствует инвестициям и побуждает изобретать все новые и новые схемы уклонения от налогов.

«Шаманские камлания» вокруг инвестиционного климата продолжаются на протяжении всего периода реформ, а деньги уходят туда, где есть возможности получить прибыль с вложенного капитала. Снижение налоговой нагрузки практически не отразится на рентабельности в отраслях реального сектора. В связи с этим рассчитывать на рост ВВП за счет инвестиционного спроса не приходится. Из этого не следует, что инвестиционного спроса не будет совсем. Экспортеры будут вкладывать деньги в расшивку узких мест на транспортных коммуникациях, предприятия будут заботиться о поддержании работоспособности оборудования при минимуме затрат.

Остается надежда на спрос домашних хозяйств, играющий основную роль в формировании совокупного конечного спроса. На протяжении трех последних лет рост заработной платы и других денежных доходов населения обеспечили высокие темпы роста потребления домашних хозяйств (9,3% в 2000 г., 9,9% в 2001 г. и 8,5% в 2002 г.). В прогнозах предусматривается замедление темпов роста реальных денежных доходов населения, хотя они остаются существенно выше темпов роста ВВП. Основанием для этого специалисты МЭРТ считают ухудшающееся экономическое положение предприятий и нежелательность снижения конкурентоспособности российских компаний на внутреннем и внешних рынках.

После оценки спросовых ограничений следует вернуться к возможностям производственного потенциала, от которого зависит ожидаемый рост. Выплаты по финансовым долгам можно отсрочить и даже отказаться от их оплаты. Долги же ржавеющим трубам газопроводов имеют физические пределы. Далеко не случайно энергетики Европейского союза после проведенного два года назад обследования состояния экспортных газопроводов на территории Украины инициировали создание газотранспортного консорциума для строительства новых газопроводов взамен выработавших ресурс. Западная Европа почему-то не передоверяет свое будущее самодеятельности компаний. Там понимают, что время летит быстро и из альтернативы рисовать планы снижения энергоемкости или принимать меры по обеспечению поставок российского газа выбирают последнее.

В России не так. Примерно раз в два года переписывается энергетическая стратегия. В ней констатируются дефекты топливного баланса, чрезмерное потребление газа в большой и коммунальной электроэнергетике, необеспеченность роста экономики мощностями электростанций и многие другие нежелательные явления и тенденции. Решать эти задачи передоверяется хозяйствующим субъектам и Федеральной энергетической комиссии. Регулирование цен на газ при свободных ценах на уголь приводит к закрытию шахт, которые в силу объективных причин не способны конкурировать на рынке с дешевым газом.

В ожидании неизбежного дефицита котельного топлива финансовые компании по бросовым ценам скупают угольные предприятия в расчете на многократное приумножение вложенного капитала. Не прогадать бы им. В российской практике дефицит рассасывается за счет сокращения потребления. Это хорошо видно на примере энергетики. Дефицит энергетических мощностей ликвидируется не за счет ввода новых мощностей, а путем выдавливания с рынка потребителей через непрерывное повышение тарифов. Идет соревнование на выживание: что скорее иссякнет — мощности у энергетиков или финансовые ресурсы у потребителей?

Врожденные пороки российских реформ.

Сложилась парадоксальная ситуация — экономика страны последние три года захлебывается от избытка денег при уровне монетизации в диапазоне 13—15% вместо нормальных 50-70% ВВП. В то же время потребители конечной продукции имеют огромную неудовлетворенную потребность в материальных ресурсах. Домохозяйства — в молоке и ситце, железные дороги—в подвижном составе, сельское хозяйство — в тракторах и комбайнах, котельные — в угле, государство — в танках и самолетах.

Почему деньги чудесным образом минуют тех, кто мог бы их использовать эффективно? Почему разговоры о мифическом инвестиционном климате не побуждают заняться серьезным анализом проблемы?

Выступая в Думе, М. Касьянов вполне серьезно заявил, что при повышении доходов населения полки магазинов мгновенно опустеют. Тем самым премьер признал уродливость российского рынка: изобилие товаров обеспечивается не перепроизводством,а недопотреблением. В равной степени это относится к потребительским товарам и к товарам инвестиционного назначения. Признать признал, но много ли в этом проку? Почему Федеральная резервная система навязывает деньги американской экономике, снижая учетную ставку ниже темпов инфляции, а денежные власти России озабочены непродуктивным «связыванием» денежной массы?

Поиски разгадок этих ребусов следует вести на начальном этапе реформ. Для преодоления острейшего бюджетного кризиса в суверенизировавшейся России Е. Гайдар пошел на пятикратное повышение цен на энергоносители и на повышение НДС с 5 до 20%. Случилось это 1 января 1992 г. Возникшая гиперинфляция в последующем стала выдаваться за сознательную меру по снятию «инфляционного навеса». В действительности все было проще. За счет повышения цен на энергоносители и НДС горе-реформаторы рассчитывали залатать бюджет, а исправление собственной глупости они передоверили «невидимой руке рынка».

Механизм гайдаровского шока был заимствован из импортной шпаргалки, по которой повышение цен якобы приводит денежную массу в экономике в соответствие с предложением товаров.

Было загублено производство, которое оказалось под прессом растущих цен и ограничений платежеспособного спроса. Спад начался с легкой и пищевой промышленности, сельского хозяйства и прокатился по всем цепям технологической кооперации. Гайдаровскую политику относительно благополучно выдержали только экспортеры. Пострадав от сокращения спроса на внутреннем рынке, они нашли дополнительный платежеспособный спрос на внешнем рынке.

Бессмысленное ужесточение денежно-кредитной политики в последующем продолжалось уже под видом борьбы с инфляцией. Одновременно продолжалось административное повышение цен на базовые ресурсы — топливо и энергию, составившее только за 1992 г. более 100 раз. Началось «сжатие» свободных цен. Из них были выдавлены затраты воспроизводственного характера. Возникли и стали стремительно расти долги по оплате материальных ресурсов. Сокращалась доля расходов на оплату труда, но не за счет повышения производительности, а за счет занижения номинальной и реальной заработной платы. В структуре цен постоянно увеличивалась фискальная составляющая, стоимость услуг потеснила материальные затраты.

«Освобожденные» цены не только не стали рыночными, но и перестали быть ценами. Внутренние цены товаропроизводителей на абсолютное большинство товаров не возмещают затрат на производство, либо непосредственно приводя к убыточности производства, либо приведут к убыточности, если цены на потребляемые ресурсы увеличатся до обеспечения самоокупаемости у их поставщиков. В качестве примера можно привести цены (тарифы) на электроэнергию. Сейчас они возмещают затраты только потому, что внутренние цены на газ искусственно занижены, а цены на металл (опоры ЛЭП, котлы, генераторы) сформировались при действующих ценах на газ и энергию. Таких связок или сообщающихся сосудов в современном производстве великое множество, и произвольное изменение цены на любой товар без учета этого обстоятельства порождает диспропорции в ценах, разрушает их системную конструкцию.

Вопреки очевидным последствиям, гайдаровской политике или монетаризму по-российски следует Центральный банк. Несмотря на то что правительство продолжает курс на постоянную подпитку инфляции путем ежегодного существенного повышения цен на товары и услуги естественных монополий и услуги ЖКХ, ЦБ сдерживает рост денежной массы, считая своей задачей борьбу с инфляцией.
Борьба с инфляцией путем ограничения платежеспособного спроса позаимствована из того же примитивного руководства, описывающего процессы на «идеальном» рынке, которого в природе не существует. В России подобные рекомендации тем более не приемлемы. Рассмотрим это на примере той же энергетики или ЖКХ. В действующей стоимости услуг воспроизводственной компоненты нет или она недостаточна. Инвесторов в убыточные или низкорентабельные отрасли заманить невозможно. Поскольку дальнейшая потеря производственных мощностей ведет к катастрофе, остается единственный путь - повышать цены. То, что очевидно для энергетики и жилищно-коммунального хозяйства, в равной степени относится к ценам на зерно, продукцию машиностроения и даже на нефть (от рентабельности отрасли мало что останется, если будет восстановлена геологоразведка, обновлен трубопроводный транспорт и не будут забрасываться низкодебитные скважины). Применительно к российской действительности повышение цен неизбежно и необходимо, а бороться с реанимацией функций цены как экономической категории по крайней мере бессмысленно.

Распрямиться ценовой пружине мешает отнюдь не политика ЦБ. Предприятия к ней приспособились, расплачиваясь не деньгами, а взаимными долгами и запутывая учет для уклонения от налогов. А вот население и государство, живущее за счет налогов с населения, в долговой экономике чувствуют себя скверно.

Денежные доходы основной массы населения являются ограничителями роста товарной массы. Самая заниженная на российском псевдорынке — цена рабочей силы. Она в 3 раза ниже, чем в Польше, и в 5 раз, чем в Португалии — самой бедной стране Евросоюза. Средняя зарплата не позволяет наемному работнику содержать на иждивении ребенка. Примерно 120 млн человек (50 млн наемных работников, 30 млн их детей, 37 млн пенсионеров) не стали самодостаточными для жизни в рыночных условиях.

При этом, если Центральный банк ослабит контроль за денежной массой, рост цен ускорится, но не по причине избытка денег. Потребительский и инвестиционный спрос имеет материальное обеспечение в пределах сложившегося уровня используемых мощностей, а для наращивания объема производства необходимо время. Оно может исчисляться неделями (завоз сырья, найм рабочей силы), но может затянуться на годы (строительство угольной шахты, восстановление поголовья скота). При этом восстанавливаться должны все цепи технологической кооперации полностью (например, производство кор-моуборочной техники, наращивание мощности по переработке молока и мяса) с использованием возможностей импорта для латания образовавшихся разрывов. Временным разрывом пользуется посредник, который и повышает цены.

В денежно-кредитной политике, ежегодно публикуемой Центральным банком, невозможно найти внятные объяснения необходимости борьбы с инфляцией. Откуда и почему возникла эта цель, как она согласуется с проблемами российской экономики? Ответы на эти вопросы искать в документах Центрального банка бесполезно. В них скорее можно обнаружить признание двусмысленности поставленной задачи. Выделение в общей инфляции какой-то базовой, с которой надо бороться, трудно объяснить. Можно подумать, что повышение тарифов на электроэнергию отделено от инфляционных процессов в других отраслях непроницаемой переборкой, а в денежной массе существуют электрические или коммунальные деньги, объем которых следует увеличивать при сокращении объема всех других денег.

Еще один аргумент в пользу вывода об ошибочности преследуемой цели — политика Центрального банка по сближению внутренних и мировых цен на энергоносители при принятии этого требования оппонентов до вступления России в ВТО, или стихийного - после вступления. В этих условиях бороться с «базовой» инфляцией и одновременно сохранять выгодный для экспортеров заниженный курс рубля вряд ли возможно.

У Центрального банка есть своя функциональная задача - заботиться о «цене денег». Ее решение гораздо важнее для создания инвестиционного климата. Борясь с инфляцией ограничением денежного предложения, ЦБ поддерживает завышенную цену кредитных ресурсов, запирая деньги в банковской системе.
Иллюзия заколдованного круга исчезнет, если допустить возможность регулирования цен. Рыночная экономика имеет примеры прямого административного вмешательства в ценообразование, как правило, в кризисных ситуациях. Комплекс мер, примененный администрацией Ф. Рузвельта для преодоления «великой депрессии», включал регулирование цен по развернутой товарной номенклатуре. В послевоенном восстановлении экономики в европейских странах с развитой рыночной системой также широко применялось регулирование цен и направлений использования товарной массы. Регулирование цен обеспечивало приоритет потребительского спроса. Нашим реформаторам остается признать состояние экономики кризисным и методами контролируемого повышения номиналов цен восстановить эквивалентность межотраслевого товарно-денежного обмена.

Субъективный фактор.

За 11 лет выстроить рыночную экономику не удалось. Не греша против истины, можно утверждать, что прогрессивных элементов рыночной системы в нынешней экономике России меньше, чем было в плановой экономике 80-х гг. Такое положение нельзя объяснить только сложностью задач, решавшихся в ходе реформ. Зацикленность гайдаровской команды на построении рынка привела к копированию его внешних признаков путем демонтажа органов управления отраслями, освобождения цен, инкубационного выращивания собственников и многочисленных либерализации. Пренебрежительное отношение к анализу и к объективной оценке ситуации, отсутствие выверенной стратегии преодоления кризиса быстро перевели экономику страны в штопор. Еще при Гайдаре со строительством рынка было покончено. Многочисленные правительства после него, латая непрерывно возникающие прорехи, лишь имитировали реформы.

Не очень ошибаясь, можно обвинять нынешнее правительство в некомпетентности, в бездумном следовании чужим советам. Однако причина не только в этом. Вот как ее сформулировал О. Дерипаска, выступая в конце марта с. г. на представительном международном «круглом столе» по проблемам российской экономической стратегии. Сами по себе рыночные силы не в состоянии решить задачу построения в нашей стране основ динамично развивающейся и эффективно функционирующей экономики. Для этого необходимо проводить в жизнь такие важные элементы промышленной политики, как развитие инфраструктуры, способствующее снижению издержек частного бизнеса при реализации крупных проектов, и стимулирование создания критичных по своему значению новых технологий и производств.

Однако, по его мнению, государственный аппарат не только не в состоянии разработать и реализовать действенную промышленную политику, но и фактически является основным тормозом на пути развития нашей экономики, на пути ее качественного преобразования. Он утверждает, что в стране сложился особый тип паразитического капитала, являющийся полностью антирыночным. «Государственные чиновники всех уровней, кто напрямую, кто косвенно через своих родственников или близких людей, слились с частным бизнесом. В результате этого слияния возник капитал, который можно назвать административным. Этот капитал не боится колебаний рыночной конъюнктуры, ему не страшна конкуренция, его не беспокоит повышение издержек.

Административному капиталу в силу чиновничьего прикрытия не страшно банкротство, его не интересуют эффективность, улучшение качества продукта и т.п. Ему не надо беспокоиться о повышении конкурентоспособности, так как он, по своей природе, находится в лучшей конкурентной ситуации, чем частный капитал. На практике этот альянс чиновничества с частью бизнеса занимается перекачкой финансов и с рынка, и из государственной казны в карманы административных капиталистов».

Административный капитал незаинтересован в завершении строительства рыночной экономики и в устранении пороков сложившейся системы. Под видом реформ высокопоставленные чиновники спешат завершить предпродажную подготовку лакомых кусков естественных монополий для последующей приватизации, спокойно наблюдают за разгулом заказных банкротств. Рыночные декларации в стратегиях служат прикрытием их недостаточной компетентности и своекорыстия. Помогают этому своеобразные «похлопывания по плечу» западных политиков, заинтересованных в российском сырье и препятствующих
появлению в ее лице сильного конкурента на мировых рынках высокотехнологичной продукции. Они и рыночным статусом наградят, и в ВТО примут, но на условиях, выгодных для них и заведомо гибельных для России.

Что делать?

Незавершенность реформ или «реформаторский застой» - очевидная для полярных сил российского общества причина системного кризиса. Первоочередной задачей следует считать борьбу с бедностью. При этом бедность следует рассматривать прежде всего как экономическую, а не социальную проблему. Низкие доходы основной массы населения лимитируют емкость внутреннего рынка. Несамодостаточность подавляющей части населения не позволяет перевести на рыночные принципы социальную сферу. Государство для сохранения минимальных социальных гарантий держит высокую планку налогов. К этому следует прибавить диспропорции в ценах из-за того, что человек не может заплатить за хлеб цену, достаточную для самоокупаемости зерновых хозяйств.

Правительство боится высоких денежных доходов населения из-за возможного товарного голода и изобретает причины, препятствующие повышению заработной платы. Для повышения зарплаты бюджетников (15 млн человек) до прожиточного минимума требуется 750 млрд руб. в год. В Госдуме есть расчеты, доказывающие наличие источников для такого повышения. Речь, однако, не об источниках, а о веере последствий принятия такого решения.

За вычетом налогов реальные доходы граждан повысятся примерно на 650 млрд руб. Из этой суммы 250—300 млрд пойдет на оплату повышенных тарифов на услуги ЖКХ, закрыв проблему возмещения текущих расходов коммунального хозяйства. Дополнительная нагрузка на товарооборот и объем платных услуг составит 5—6% (около 30 млрд руб. в месяц). Большая ее часть придется на продукты питания, а остальная относительно равномерно распределится по непродовольственным товарам.

Такая дополнительная нагрузка представляется посильной для сельского хозяйства и производителей промышленных потребительских товаров. В этой связи следует отметить ошибочность утверждения, которое часто встречается в аналитических материалах, посвященных кризису 1998 г., о плохом использовании отечественной промышленностью, ориентированной на внутренний рынок, девальвационного эффекта. Причиной выдвигается исчерпание запаса мощностей у отечественных производителей. Мощности, конечно, далеко не те, что 10— 15 лет назад. Но дело не в них. Многократная девальвация оказалась выгодна только экспортерам, для которых рублевые затраты в разы уменьшились по сравнению с валютной выручкой. О какой выгоде можно говорить, например, для ростовских комбайностроителей? Рублей у крестьянского хозяйства на покупку их «Дона» как не было при 6-рублевом долларе, так и не прибавилось при 30-рублевом. А о том, что американский «Джон Дир» стал дороже «Дона» еще больше, пусть голова болит у американцев. Аналогии здесь нет. Село, легкая промышленность получат серьезный шанс для реанимации производства и повышения зарплаты, которая сейчас очень низка.

Даже в том случае, если повышение доходов низкооплачиваемых граждан приведет к некоторому росту цен, ничего страшного не случится. Главное, чтобы деньги населения попали товаропроизводителю, а не осели в посреднических структурах. Вот для этого и необходимо использовать механизм регулирования цен.

Увеличение спроса со стороны домашних хозяйств не исчерпывает эффект от повышения заработной платы. Коммунальное хозяйство станет оплачивать «живыми» деньгами топливо и трубы для ремонта теплотрасс, производители потребительских товаров увеличат заказы на сырье, материалы, оборудование, наращивая спрос по цепям производственной кооперации. Процесс сжатия производства начнет работать в обратном направлении.

К этому следует добавить только одно. Характеристика «растущий рынок» не приобретается на фондовой бирже. Повышение уровня жизни миллиарда китайцев сделали КНР привлекательной для иностранных инвестиций. Только в том случае, если денежные доходы россиян удастся сдвинуть с жалких 170 млрд долл., Россия тоже станет привлекательной для инвестиций.

С.М. УЛАНОВ